Форум » Мужское одиночное фигурное катание. » Все об Евгении Плющенко-2 » Ответить
Все об Евгении Плющенко-2
Sportal: Женя у нас оказался вторым по популярности обсуждений после Жубера
13ja-skazka: На днях знаменитый фигурист Евгений Плющенко, один из любимых героев OK!, рассказал нам, что решил завести себе… кота. По словам Жени, в последнее время он сильно скучает по своей девушке, с которой в силу их общей занятости не получается видеться так часто, как хотелось бы. Евгений Плющенко завел друга... Евгений Плющенко завел друга... Евгений Плющенко завел друга... Евгений Плющенко завел друга... Мы встретились с Женей в тот момент, когда он выбирал себе мохнатого друга. Им оказался пушистый белый кот. По словам продавца, Плющенко выбрал действительно достойного кандидата, ведь котов редкой породы — британских шиншилл, да еще и альбиносов с голубыми глазами, — не так много. Вероятно, выбор Жени пал именно на эту породу не только из эстетических соображений. Дело в том, что британские шиншиллы не требуют специальных условий содержания и считаются одними из самых преданных кошек. «Я решил назвать его Пухликом — смешная, конечно, кличка, но очень уж ему подходит», — улыбался Женя. К покупке кота Женя подготовился основательно: долго выбирал в магазине сумку-домик, чтобы Пухлику было удобно в нем спать. Если учесть, что Пухлик ни разу даже не цапнул нового хозяина, они очень быстро нашли общий язык. Татьяна Сабуренкова
13ja-skazka:
Натусик: 13ja-skazka пишет: он выбирал себе мохнатого друга. Да, неплохого друга выбрал 13ja-skazka пишет: долго выбирал в магазине сумку-домик ещё бы, котик-то внушительного размера
13ja-skazka:
13ja-skazka:
Lev:
Sportal: Фигурное катание. Мемуары по субботам. Олимпийский чемпион Евгений Плющенко: Я в детстве собирал бутылки, чтобы купить хлеба На днях издательство «Росмэн» выпустило мемуары знаменитого фигуриста Евгения Плющенко под названием «Другое шоу». В этой книге спортсмен предельно откровенно рассказывает о своей жизни. Мы публикуем детские воспоминания фигуриста, взятые из первых глав. «Я НЕ ДЕВОЧКА, Я МАЛЬЧИК!» До сих пор жалею, что не сохранились мои первые коньки. Они достались мне совершенно случайно. Мама пошла в магазин и взяла меня с собой. Мы встретили нашу знакомую и ее маленькую дочку. Девочка рыдала. – Таня, ты представляешь, с каким трудом нам удалось купить коньки, доставали их через московских знакомых! А дочка ни в какую кататься не хочет. – Там холодно и больно! – Девочка заливалась слезами. – Я все время падаю! – Давай тогда Жене твои коньки подарим! – совершенно неожиданно предложила женщина. – Давай! – Девочка сразу же перестала плакать. Тогда женщина взяла у девочки коньки и повесила их мне на шею. Вот такая судьба. …Когда мы вернулись домой, я надел свои конечки, мама зашнуровала мне ботинки, и мы вышли на улицу. Я, счастливый, аккуратно ступал по хрустящему снегу, стараясь не упасть. А в это время бывшая хозяйка коньков возвращалась домой, снова увидела нас: – Вы почему по снегу катаетесь? – А где же нам кататься? – удивилась мама. – Езжайте во Дворец спорта, там есть секция фигурного катания. Мальчиков берут сразу, они нарасхват. И мы поехали. Во Дворец спорта мама привела не только меня, но и мою старшую сестру Лену, которой тогда было девять лет. Тренер Татьяна Николаевна Скала посмотрела на Лену: – Эта девочка уже большая, она переросла фигурное катание, – затем посмотрела на меня: – А вот эту девочку я возьму. – Какая я вам девочка! – возмутился я. – Я мальчик! – Тогда тем более берем! Коньки есть? Приходите в понедельник. «МОЕ ЛИЦО ПОБЕЛЕЛО ОТ ПОТЕРИ КРОВИ» ...До сих пор такое случается: во время ответственных соревнований у меня из носа идет кровь. А в раннем детстве носовые кровотечения были настоящей бедой. Однажды я ужасно перепугал своих близких. Кровотечение было такое сильное, что родителям пришлось вызывать «скорую». В ожидании приезда врачей мне несколько раз сменили простыни – кровь шла не переставая полтора часа. Потом мне рассказывали, что мое лицо буквально сливалось с подушкой – так оно побелело от потери крови. Даже врачи «скорой» не стали меня будить, пожалели. А перепуганной маме сказали, что у меня что-то с сосудами и надо пройти серьезное обследование. Когда я пришел в спорт, такое стало со мной случаться значительно реже. Собственно, то же самое можно сказать и о сопровождавших меня до четырех лет соплях и кашле. А вот с вестибулярным аппаратом беда была страшная. Я не переносил никакой транспорт, меня тошнило везде, любая поездка: в машине, автобусе, троллейбусе или трамвае – для меня оборачивалась настоящим испытанием. – Мамочка, мне плохо! – предупреждаю я маму, и мы едва успеваем выскочить на остановке. Меня тошнит. Минут пятнадцать дышим свежим воздухом. Пересаживаемся на трамвай. Стоим впереди, где меньше всего укачивает. И когда, наконец, добираемся до Дворца спорта, я весь зеленый. Из дома мы всегда выходили с мамой за два часа до начала тренировок – с запасом на вынужденные пересадки. Зато на льду я совершенно забывал о том, что меня тошнит. Но только до тех пор, пока мы не начали делать вращения. Тренер дает нам домашнее задание – крутиться на специальном диске. В течение года день за днем я встаю на этот диск, и все начинается сначала. Я вращаюсь. Голова начинает кружиться, меня мутит, и в последний момент я выкидываю белый флаг. – Меня сейчас вырвет! – кричу я. Мама подхватывает меня и тащит в ванную. Короткая передышка. Я пью воду и снова встаю на диск. В детской поликлинике успокаивали, говорили, что это нормально, что у многих детей слабый вестибулярный аппарат и его просто надо развивать. Мы развивали. И через год я забыл, как это бывает, когда тебя тошнит. К ненавистному домашнему диску я привык, и мы даже подружились. «Я УМОЛЯЛ РОДИТЕЛЕЙ ОТПУСТИТЬ МЕНЯ В ПЕТЕРБУРГ» От моего первого тренера меня забрал к себе в группу директор Волгоградского Дворца спорта Михаил Маковеев. Он перешел от штанги к конькам, став тренером детской секции фигурного катания. Это он научил меня прыгать, так что к одиннадцати годам я уже делал все тройные прыжки и стал мастером спорта. Маковеев давал нам невероятно большие нагрузки. Это был очень строгий и жесткий человек, за что и получил свое прозвище – Полицай. В семь лет я бегал по 10–15 километров, плавал в бассейне на ускорение. Если делал «пистолетик», то обязательно по пятьдесят раз на одной ноге и столько же на другой. Мы работали с гирями, гантелями, штангой, постоянно растягивались. Играли в футбол, хоккей, волейбол и занимались борьбой. Меня не покидало ощущение, что из нас готовят не фигуристов, а бойцов спецназа. За четыре года он сделал из меня мощную спортивную машину. И, как ни странно, это здорово мне помогло, когда я приехал в Петербург. Хочу сказать ему огромное спасибо за его вклад и веру в меня... – Татьяна Васильевна, Жене нужно ехать тренироваться в Петербург. – Такими словами Михаил Маковеев огорошил мою маму при встрече. – Наш Дворец спорта закрывается. Сейчас у нас сборы, а сразу оттуда мы поедем в Питер. – Я не отпущу его! – Родители были категорически против моего отъезда. – О чем вы говорите? Жене всего одиннадцать лет! Ну закрыли секцию фигурного катания, и ладно. Пусть гуляет на улице, у него будет больше свободного времени. Будет заниматься другим спортом, например играть в футбол. – Вы не имеете права! – отрезал тренер. – Он не ваша собственность! Я пошел к родителям: – Мама и папа, как хотите, но я все равно поеду. Я не могу жить без спорта и фигурного катания! И родители отпустили. Провожая меня в тот раз на сборы, они очень надеялись, что месяца через два-три я вернусь в Волгоград. Родители почему-то думали, что в Питере мне не понравится и я сбегу домой. «ЗАБРОСИЛ УЧЕБУ И КУРИЛ» В Петербург мы приехали втроем: я, мой тренер и еще одна девочка, Таня Ермачек. Нас всех троих разместили в какой-то крохотной каморке во Дворце спорта. Мне дали кресло и стульчик под ноги – так я и спал. Правда, в те ночи я почти не сомкнул глаз. Очень волновался. Понимал, что нужно будет много работать, чтобы чего-то добиться. Это в Волгограде я был чемпионом. А здесь… Кем я стану? Наверное, именно тогда и закончилось мое детство... Питер поразил меня своими масштабами и красотой. Но этот огромный город на меня давил, я чувствовал себя совсем маленьким и беззащитным. Иногда мне казалось, что он просто раздавит меня и я в нем совсем потеряюсь… Я жил в квартире у своего нового тренера Алексея Николаевича Мишина. В квартире, где останавливались приезжие спортсмены. Утром бежал на тренировку, потом – в школу, затем – снова на тренировку. И ужасно страдал от одиночества. Один в огромном городе, ни друзей, ни знакомых, ни родных. Но никогда не жаловался. Звонил родителям в Волгоград и весело кричал в трубку: – У меня все нормально! Я занимаюсь, тренер меня хвалит. …Я тренировался очень упорно, не уходил со льда, пока не получится новый элемент. Старался изо всех сил. Школу забросил, но совершенно по этому поводу не переживал. Порядок в моей жизни начала наводить мама. Она приехала навестить меня через полгода и ужаснулась. Она сразу все поняла. С тренировками проблем не было никаких: их я никогда не пропускал, работал до седьмого пота. Но когда мама пришла в школу, там ее ожидала совсем другая картина. В Волгограде я был отличником: дома за моей учебой следили, со мной постоянно занимались мама и старшая сестра Лена. А здесь, предоставленный сам себе, я стал злостным прогульщиком. – Мы практически не видим вашего сына, к тому же он отстает по всем предметам, – сказали маме. И еще мама узнала, что я начал курить. Вообще-то я попробовал курить еще в Волгограде, когда мне было семь лет. Стащил у папы папиросу и закрылся в туалете. Затянулся. Закашлялся страшно. На запах табачного дыма и мой кашель прибежала мама и устроила мне взбучку. Через год я совершил «второй подход к снаряду». И об этом тоже стало известно родителям. Они вызвали меня на ковер. – Мы тут с папой решили, что купим тебе хороших сигарет, – заявила мама. – Посадим рядом, и ты при нас выкуришь целую пачку. – Нет, пачку я не буду. Я не смогу! – я расплакался. Так что до переезда в Питер с курением я завязал. А уж в Питере… Как тут откажешься, когда никто тебя не контролирует, а старшие спортсмены время от времени предлагают вместе покурить! Когда стоишь рядом со старшими ребятами в подворотне и затягиваешься, чувствуешь себя почти таким же крутым, как они. «НЕ ЛОМАЙТЕ МАЛЬЧИКУ ЖИЗНЬ» Маме все это, конечно, не понравилось. Она позвонила папе: – Ты знаешь, это страшное дело! Я его отсюда забираю. Провела со мной беседу, купила билеты до Волгограда и набрала номер Мишина: – Алексей Николаевич, мы уезжаем! Не надо нам такого фигурного катания! Мишин тут же приехал. Вызвал маму на улицу – он не хотел, чтобы я слышал их разговор: – Что вы творите! Зачем забираете мальчика, жизнь ему ломаете? Он у вас хороший спортсмен. Чем ему там заниматься? – Ничем не будет заниматься, – ответила мама. – Пусть в школе учится нормально и будет заниматься другим спортом. – Вы зря так! Потерпите немного. А хотите – переезжайте сами! – Да вы что? Как я приеду? У меня там дочка, муж. Да и денег у нас таких нет, чтобы жить в Ленинграде. Тогда Мишин позвал меня: – Жень, не слушай маму! Ты же спортсмен! Затем снова с мамой: – Напрасно вы так поступаете! Короче, обиделся и уехал. Мы с мамой поднялись в квартиру. Молчим. Наконец я не выдерживаю и говорю: – Знаешь, мам, ты поезжай к Лене и папе, а я останусь. Я не смогу без спорта, правда. И поехал на вокзал провожать маму. На самом деле мне ужасно было грустно оттого, что она уезжает, а я снова остаюсь один, никому не нужный. Но я держался и всю дорогу растягивал губы в улыбке. А когда поезд тронулся и, медленно набирая скорость, пополз в сторону Волгограда, не выдержал и побежал вслед: – Мамочка! Мама! Мамочка! Мама что-то говорила мне через стекло и плакала. Я прожил один почти год. Исследовал питерские дворы, бродяжничал. Но исправно ходил на тренировки. Когда хотелось есть, я звонил в Волгоград, и мама мне рассказывала, как готовить суп, что в какой последовательности кидать в кипящую воду. Иногда я даже умудрялся жарить себе курицу. Но чаще питался бутербродами. В общем, ел главным образом то, что мог купить по дороге с тренировки. «ИНОГДА МОГ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ПИРОЖНЫЕ» А потом родители приняли решение, что мама приедет ко мне. Она больше не могла допустить, чтобы я жил один в чужом городе. Папа с сестрой остался в Волгограде и, чтобы всех нас прокормить, вкалывал на двух работах. …В Питере мы с мамой безумно скучали по отцу и Лене. И прекрасно сознавали: до каких-либо результатов еще очень далеко. А жизнь в Питере дорогая, денег, несмотря на жесткую экономию, катастрофически не хватало... Мы сняли крошечную комнату в коммуналке с соседями-пьяницами. Платили за нее 200 рублей – для нас и это была огромная сумма. Я нервничал, и на тренировках у меня многое не получалось. Мама постоянно плакала. Содержал нас по-прежнему папа, который работал почти круглосуточно. Когда заканчивались деньги, мама звонила ему. Я до сих пор помню этот тревожный голос: – Витя, когда ты пришлешь нам денег? И папа передавал через проводника конверт. В самые голодные дни мы с мамой шли собирать бутылки. Жили тогда на Петроградке, недалеко от Дворца спорта «Юбилейный». А за «добычей» ходили к Петропавловской крепости. Мама садилась на лавочку, а я высматривал тех, кто пьет пиво. Дожидался, пока человек допьет, подходил и тихо спрашивал: – Можно у вас бутылку забрать? Потом бежал к маме, и она прятала наш трофей в пакет. Когда мы понимали, что на сегодня хватит, шли в магазин и что-нибудь покупали. Иногда – очень редко – могли позволить себе даже пирожные. Но чаще всего бутылочных денег хватало только на батон хлеба – свежий и ароматный, с хрустящей корочкой. Мама мне говорила: – Да, мы собираем бутылки. Но ничего плохого в этом нет, не надо этого стыдиться. А мне и не было стыдно. Я прекрасно понимал, что ничего плохого не делаю. Тем более что очень хотелось есть. Откусывая от только что купленного батона, я пытался успокоить маму: – Мам, не переживай. Я буду много тренироваться. Я постараюсь заработать побольше денег, и когда-нибудь мы купим в Питере жилье. И папа с Леной к нам приедут…
полная версия страницы